Орелинская сага. Книга вторая - Марина Алиева

И снова поспешил в гнездовину.

Озадаченный всем увиденным Тористин покорно пошел к Фартультиху с Форфаном. Те молча бросили ему пару веревок, которые орель тут же принялся усердно подвязывать к сети. Потом, когда все было готово, он помог переложить на неё Донахтира, так и не пришедшего в себя, а потом еще долго смотрел вослед улетевшим. И только, когда превратившись в крохотные точки, орели скрылись в бесконечной выси, Тористин опустился на пыльную улицу и снова заплакал.

– Не плачь.

Бесшумно подошедший Старик с кряхтением присел рядом.

– Не плачь, слышишь! Что сделано, то сделано. Надеюсь, теперь-то ты понимаешь, что такое случайность? Но хочу тебе сказать, что на пустом месте она не вырастает. И, самое главное, ни правых, ни виноватых тут не найдешь. Иной раз думаешь – за что? Я же невинная жертва! Жил себе жил, дурного не замышлял, а со мной такое приключилось! А потом начнешь рассматривать повнимательнее весь путь, что привел тебя к беде, и видишь – нет, не случайность это! Сам себе все приготовил, сам свои же ошибки и расхлебываешь. И так горько делается, так обидно!… А уж если понимаешь, что рвался к беде с упрямством, никого не слушая и все круша на пути, то тут уж и вообще жить не хочется…

– Правда, Старик, правда, – закивал Тористин. – Я кругом виноват!… Честь, достоинство… В голове все словно наизнанку вывернулось… Забыл в чем их истинный смысл. Но ты.., ты прости меня за то, что я тут… тогда…

– Ладно, не казнись. – Старик тяжело вздохнул. – Я ведь тоже ошибок немало наделал. То медлил, то слишком торопился… Эх, знать бы, что все так обернется! Но, теперь уж ничего не поделаешь. Нам с тобой, молодой человек, слетать бы, вернуть всех наших. Может и прав ты был – не успели они еще далеко уйти.

– Конечно!

Тористин подскочил на ноги.

– Конечно летим! Мне… я.., короче, дай мне что-нибудь сделать, иначе с ума сойду! Столько всего навалилось! Словно пол жизни прошло! Хорошо хоть что Правитель жив, не то одна мне дорога – со скалы, вниз головой и крыльев не раскрывать!

– Это ты всегда успеешь.

Старик тоже поднялся.

– А у меня вот что-то крылья сами собой не раскрываются. Устал я. Все силы ушли.

Он невесело усмехнулся.

– Вот теперь бы ты меня легко сбил…

Тористин залился краской и опустил голову.

– Ладно, ладно! – Старик без улыбки потрепал его по плечу. – Больше не стану тебе пенять. Прав Донахтир – ты и так уже наказан. Никто не упрекнет тебя сильнее и справедливее, чем ты сам, искренне раскаявшись. А уж мне и подавно не пристало тебя казнить. Вдруг завтра окажется, что я виноватее тебя.

– Ты?!

Тористин поднял на Старика изумленные глаза, но потом горестно покачал головой.

– Нет, виновнее меня быть невозможно. Никогда еще орель не поднимал руку на своего сородича. А я поднял. Меня бы нужно было изгнать, как Генульфа…

Он осекся и опасливо взглянул на Старика. Но тот задумчиво смотрел куда-то сквозь него и, кажется, не слышал обидного намека на своего предка.

– Кто ты, Старик? – неожиданно спросил Тористин, подчиняясь какому-то странному, пугающему его самого порыву. – Кто ты на самом деле? Ведь ясно, что не простой поселянин. Я же видел, как наши Иглоны тебе кланялись. Так они кланяются только Верховному Правителю. А тебе почему?

Старик, не меняя задумчивого взгляда, досадливо повел плечом.

– Торопятся ваши Иглоны, вот что. Неизвестно еще, как это все сложится, а они уже головы склоняют…

Тут он словно очнулся и сердито посмотрел на Тористина.

– А тебе, прежде времени, вообще знать ничего не нужно! Не о том теперь надо переживать, а о том, чтобы ТАМ все обошлось!

– ТАМ? – удивился Тористин. – Где ТАМ?

Старик недоуменно уставился на него, но потом видно сообразил, что в своем тогдашнем состоянии Тористин мог ничего и не услышать, и коротко объяснил:

– В Верхнем Городе взорвался Главный вулкан.

Часть вторая

Нафин приходил в себя мучительно и тяжело.

Безразличное небытие, в которое он поначалу провалился, быстро заполнилось, вдруг, каким-то ослепительным сиянием. В нем едва слышимые голоса полу шептали, полу пели о жизни и смерти, уравнивая их между собой, и баюкали, успокаивали Нафина, зовя его раствориться вместе с ними в этом сиянии.

А потом, вдруг, рывок, холод, спазмы… Волшебный свет заметался, задергался и, вместе со вскрикнувшими голосами, собрался мгновенно в одну ослепительную точку и исчез.

Холодный, неуютный мрак, наступивший после, принес боль и тоже неожиданно о чем-то заговорил, но голоса эти были грубее и разговаривали непонятно. Да и сам Нафин, вместо блаженного покоя, ощущал себя так, словно торопливо взлетает куда-то. Еще и еще, выше и выше, к этим грубым голосам, чтобы разобрать, наконец, о чем они говорят…

– Ну, все, кажется, очнулся!…

Ворчливый голос Табхаира пробился сквозь мрак, в котором тут же заплясали разноцветные искры. Они сложились в спираль и закружились так быстро, что Нафина замутило и немедленно вырвало соленой водой.

– Очень хорошо, – разобрал он после того, как содрогнувшись несколько раз, его желудок выбросил из себя все лишнее. – А то моя вера в его счастливую Судьбу едва не померкла.

Нафин застонал и приоткрыл глаза. Сквозь слипшиеся мокрые волосы он увидел участливые глаза Одинга, заглядывавшего ему в лицо.

– Где я? – еле слышно спросил Нафин.

– Уже в безопасности!

Одинг поправил что-то мягкое у юноши в изголовье, осторожно положил его, совсем завалившегося на бок, поудобнее и заботливо убрал со лба мокрые пряди.

– Хорошо, что Табхаир полетел за тобой почти сразу же, – радостно затараторил он. – Но, все равно, пока спустился, пока вытащил тебя из этой воронки!… А я, знаешь ли, как почувствовал!… Вижу вас долго нет и сам полетел. И хорошо! Табхаир тебя еле тащил! Крылья его намокли, а до нас было не докричаться – гроза, ветер, волны шумят… Но теперь, хвала Высшим асам, все хорошо!…

Нафин с трудом перевел взгляд и увидел Табхаира. Тот стоял возле Одинга, сердито глядя на Нафина, и держал в оттопыренной руке Пояс Силы, с краев которого крупными каплями стекала вода.

– Сейчас, конечно, не время, – сказал он, проследив взгляд юноши, – но вот за это.., – и потряс Поясом, – за это тебя следовало бы хорошенько вздуть! Ведь говорили же, что нельзя это надевать!

– Ну, ладно тебе, Табхаир, перестань, – поморщился Одинг, и по его тону стало ясно, что по этому поводу братья уже препирались. – Видишь же, все в порядке. Нафин жив и приходит в себя…

– Жив-то он жив, – перебил Табхаир. – но вот в себя ли приходит! Посмотри, глаза какие безумные! Да и молчит все время…

– А ты чего хотел?! – вспылил Одинг. – Чтобы бедный мальчик после такого удара, да еще едва очнувшись, болтал бы без умолку! Сам-то когда прилетел тоже был не из болтливых!… Ничего, – бывший конунг сменил тон и ласково погладил Нафина по плечу, – вот отлежится, отоспится, сил поднакопит и будет, как новенький… У тебя ничего не болит, Нафинушка? – спросил он обеспокоено.

– Нет, – прошелестел Нафин.

– Ну, вот и славно! Вот и хорошо! – обрадовался Одинг. – Мы тут втроем твой ушиб подлечили, так что лучше поспи – во сне все болячки заживают скорее.

Он снова принялся что-то поправлять в изголовье, а Нафин, с облегчением, закрыл глаза. И, уже проваливаясь в сон, вдруг отчетливо все вспомнил. Корабль, шторм, крушение, Пояс Силы… Вспомнил, как вытащил из воды потерявшего сознание Углета и тонущего Хаму, как донес их до скалы и поспешил обратно, чтобы поискать еще выживших, но тут его что-то ударило…

Это «что-то» во сне превратилось в обломок огромной скалы. Только теперь Нафину удалось увернуться, и обломок, грохоча, полетел в пропасть, а на его месте образовалась глубокая пещера, из глубины которой смотрело хохочущее существо с оскаленной пастью. Оно протянуло к Нафину длинные хищные руки, но схватило не его, а Табхаира, Одинга и Углета и затащило их внутрь. Почти тут же возле пещеры появилась Метафта. Грустная, как никогда, она смотрела на сына и, кажется, плакала. Нафину хотелось кинуться к ней, предупредить, защитить, но дорога под его ногами стала рушиться и рушилась до тех пор, пока юноше некуда стало отступать, а пещера с Метафтой, стоявшей у входа не исчезла из вида. Тогда он взлетел, ощущая страшную усталость, и проснулся.

Солнце уже поднялось над слегка притихшим морем. Хмурясь, оно словно подгоняло клочковатые тучки – последние из свиты, убравшейся наконец грозовой ночи, освобождая себе место на начавшем наливаться приветливой голубизной небосклоне.

Нафин, не двигаясь, смотрел ввысь и думал, что и в нем самом происходит нечто подобное. Боль и прочие неприятные ощущения почти не напоминали о себе, только желудок продолжал возмущенно урчать. Однако, разобравшись в ощущениях повнимательнее, Нафин с изумлением сообразил, что это от голода! Ну, надо же, кто бы мог подумать! Еще недавно, содрогаясь всем телом и изрыгая из себя воду, он считал, что никогда уже не сможет ничего съесть, а теперь готов съесть что угодно!…